Краевед Рубен Назарьян разыскал статью гр. Андреева в газете «Туркестанские ведомости» от 17 сентября 1915 года. Она многое говорит о выдающемся просветителе Бехбуди, чье 145-летие широко отмечается в Узбекистане.
- Мне давно хотелось познакомиться с Бехбуди, известным народным мусульманским деятелем новой складки. Имя Махмуд Ходжи не только хорошо известно в Самарканде, но и по всему Туркестану и далеко за его пределами.
Еще во время ревизии графа Палена имя Бехбуди фигурировало в первых подписях петиции, поданной туземцами Самаркандской области об упразднении некоторых статей Туркестанского Положения. Конечно, и редакция составленной петиции принадлежала перу г. Бехбуди.
Прошлым летом на съезд инородческих деятелей в Петрограде туркестанское мусульманское общество избрало уполномоченным от Туркестана Махмуда Ходжи, но он дипломатично отказался. После этого во многих наших туземных газетах высказывались сожаления по поводу отказа Бехбуди.
Махмуд Ходжа первый в Самарканде стал издавать туземную газету «Самарканд», а сейчас и журнал «Ойна», несколько юмористического характера. Его же перу принадлежит так много нашумевшая среди мусульман Туркестана первая пьеса «Падаркуш», поставленная на сартовском языке сначала в Ташкенте, а потом и в других городах.
Конечно, я давно интересовался личностью этого туркестанского деятеля. И вот только на днях мне пришлось познакомиться с Бехбуди. В большой редакционной комнате в собственном доме Бехбуди на Решетниковской улице (русский квартал-ред) меня встретил сам хозяин.
Высокого роста, с желтым болезненным лицом и глубокими вдумчивыми глазами с характерно по-турецки подстриженной седеющей бородой, в широком черном бешмете он скорее походил на интеллектуального турка, чем на сарта или таджика. Я назвал себя. Познакомились.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — каким-то глухим голосом тихо сказал он мне, указывая на стул.
Большая редакционная комната с окнами на улицу, двумя большими письменными столами посредине, вся увешана картами, анатомическими таблицами и картинами с портретами персидской и турецкой царствующих династий. Все турецкие издания. На полу всюду груды готовых к отправке номеров журнала и старые оставшиеся от подписки газеты.
Махмуд Ходжи уселся против и вопросительно уставился на меня своими больными глазами.
— Много слышал о вас, вы едва ли не первый туземный деятель. Ваша недавняя пьеса наглядно показала, что вы в достаточной степени обладаете и талантом драматургического писателя, — начал я с обычных любезных комплиментов. – Теперь вот, приехав в Самарканд, почел своим нравственным долгом увидеть вас и засвидетельствовать вам свое почтение.
По лицу Бехбуди забегали какие-то светлые тени, а глаза стали шире и чище. Он поклонился, приложив руки к сердцу. С того момента беседа наша из чисто официальных вопросов перешла в дружескую, душевную. Конечно, больше всего говорил Бехбуди, а я лишь подавал реплики и старался натолкнуть его на интересовавшие меня темы.
— Деды мои были арабами, — начал спокойным, точеным, красивым слогом Бехбуди. – Это было, конечно, давно, лет, по крайней мере, 100-200 тому назад. Теперь в нашем роде не осталось ничего арабского. Учился я в наших самаркандских мадрасах, в Бухаре, а также жил долгое время в Турции, Египте. Побывал лет 15 тому назад в Мекке, родине св. пророка, да будет над ним благодать Бога.
Был долгое время мутодием у народного судьи в старом Самарканде. Теперь это оставил, а только иногда езжу в пригородный кишлак, где правлю дело народного судьи. В русский Самарканд переехал я с тем, чтобы учить своих детей по-русски. С этой целью купил дом на этой Решетниковской улице. Но с учением мне не повезло.
Отдал старшего сына в гимназию, а он на экзаменах получил двойку, пришлось взять из гимназии и отдать его в городское училище. Теперь готовлю в гимназию вот его, указал он мне на небольшого мальчика в цветном халатике, удивленно уставившегося на меня подслеповатыми детскими глазенками.

— А что натолкнуло вас на издание газеты и журнала? — прервал я Бехбуди, интересуясь скорее узнать его по этому поводу умовоззрение.
— Как что? — возвышая голос, ответил Бехбуди, и в его мутных глазах заблистали какие-то белячки. – разве мы не русские подданные, не пользуемся равными правами с коренными русскими? Следовательно, как и все подданные культурного государства, должны стремиться к яркому свету просвещения. А самый лучший способ к прочищению пути к свету культуры есть пресса.
-Вот почему ваш покорный слуга впервые в Самарканде взялся за издание газеты «Самарканд», — уже спокойно закончил он. – Мои номера газеты несли с собой в нашу мусульманскую темную среду свет образования. Я писал о том, что пора ханских времен, времен рабства и невежества, навсегда миновали. Теперь каждый свободно может заниматься тем, чем он желает, каждый по- своему свободно может молиться своему Богу.
Я писал, что русские не на час покорили нас, а навечно. Почему необходимо изучать русский государственный язык в крае, без знания которого почти невозможно обойтись. Я говорил, что сила не в одежде, а в сущности. Можно носить и европейское платье, но вместе с тем быть настоящим мусульманином, ибо одежда не может заменить сущности верования одевшего ее.
Но муллы и старое поколение, воспитанное по всем традициям ханских времен, фанатично объявили меня за мое стремление пробудить инертную туземную массу к свету, русофилом, неверным, стремящимся подорвать основы шариата и святой старины, по которым жили их деды и прадеды. За малым числом подписчиков газету через год ее существования пришлось прикрыть.
Через некоторое время начал издавать журнал «Ойна» с иллюстрациями. Сущность взглядов журнала аналогична с прекратившейся газетой «Самарканд». Но путь к свету здесь избрал другой. И из обличительной тактики перешел на сатирически юмористическую, думая, что злым смехом можно больше пробрать, чем бранью и громкими словами проповеди.
Но этот журнал также не пошел. В прошлом году я насчитывал до 300 подписчиков, а к началу второго года издания их осталось только около 200. Да и то больше всего подписчиков дает Фергана (больше ста). Наша Самаркандская область около 50. Таким образом мне приходится терпеть на первых порах убытки.
— Почему вы мало места посвящаете войне? — снова прервал я Бехбуди. – В последнем номере журнала второго года издания вы посвятили ей лишь несколько сухих слов. А, кажется, тема очень благодарная в настоящее военное время.
— Видите ли, — замявшись несколько, ответил Бехбуди, — время тревожное, опасное и писать приходится с большой осторожностью. Тем более, что я не знаю русского языка и, следовательно, мне приходится довольствоваться сведениями из туземных газет. Из экономии, а также за отсутствием подходящих сотрудников в журнале, я сотрудничаю исключительно один.
Главным образом, в последней своей статье в недавнем выпуске журнала я посоветовал населению сохранять то прежнее спокойствие, которое оно имеет с начала европейской войны. А главное – не слушать глупых слухов, исходящих от владетелей нашего народного невежества и тьмы – ишанов, имамов, мулл и всех к ним присных. Ибо безусловно глупо и опрометчиво повторять историю андижанского глупца-ишана (речь об Андижанском восстании 1898 года-ред)
Тем более, что ни в одной стране мусульмане не пользуются такими привилегиями и так хорошо не живут, как в России. Отсюда понятны те восторженные порывы патриотического энтузиазма мусульман-татар средней России и Кавказа, еще теснее сплотившие воедино инородцев с коренною Россиею.
На недавнем параде 21 октября в Самарканде на площади в речи своей к г. губернатору я, между прочим, высказал пожелание, чтобы скорее туземцев Туркестана брали в солдаты. Этим туземцы воочию доказали бы свою патриотическую готовность сложить свои головы за честь своего Великого Русского Государя. Отбывание же воинской повинности туземцами скорее бы пробило брешь в косности и темноте туземной массы Туркестана.

О причинах войны России с Турцией я лишь упомянул, что в этом, главным образом, виновата Германия, заставившая слабую Турцию идти по дороге своего личного разрушения.
— Видите ли, мне самому прекрасно известны все эти закулисные причины. Еще во время объявления европейской войны я путешествовал настоящим летом по Турции, был в Иерусалиме. Я видел, что кучка немецких офицеров захватила в свои руки верховную власть и сильно потянула Турцию по пути своих желаний и вожделений. И Турция, потеряв свою самобытность, очутилась, боясь быть раздавленной, между двумя буферами встретившихся поездов.
Как же об этом писать темному народу? Не поверят, да и слухов нежелательных много будет. Лучше совсем не писать об этом…
— Как, по-вашему, будет ли рационально для сведения туземного народа об известиях с театра военных действий, ежедневно издавать на туземном языке летучки и бесплатно раздавать их среди грамотных туземцев? — спросил я Бехбуди.
— Безусловно, это хорошая мера для искоренения пустых слухов и верное средство для правильного оповещения туземной массы о происходящей войне. Но кто же это предпримет? Для этого нужны деньги и знающие люди…
Мы еще долго беседовали. На прощание Бехбуди дал мне один томик начальной географии, составленной им на персидском языке для новометодных школ Туркестана.
— Не расходятся, — с сокрушением указал он на целую груду связанных книг. – Издал 1000 экземпляров, а разошлось в течение 10 лет не более половины. Только и раздаю на память почетным лицам, посетившим меня Легче, кажется, нам Заравшан вычерпать ложками, чем просветить светом европейского учения наш дикий край, — тяжело вздохнул он, подавая мне на память свою пьесу «Падаркуш» и изданную им книжку «Рассказы индийского путешественника» (Бухара, как она есть) в переводе А. Кондратьева.
Мы молча распростились…»
PS: Бехбуди был казнен в 1919 году по приказу эмира Бухары Саида Алимхана.

Пресс-служба Управления мусульман Узбекистана